...как же хочется стерека со Стайлзом-котом! И чтоб НЦа с подробностями в виде волчьих узлов и кошачьих шипов в самых ключевых местах))) Можно и Дерека снизу - для разнообразия! - хотя бы, к примеру, вот таким вот макаром:
Временами я бываю слегка нехорошим человеком, да... Совсем чуть-чуть и крайне редко, но все же...)))
Я, по ходу, влюбилась! Шныряя по тырнету в поисках Волк/Заяц (и наоборот!) картинок (ибо упорос - штука страшная, ага))), естественно и неизбежно набрела на творчество Chiara Bautista и...
Пропала!)))
Космический (звездный?) волк и девушка с кроличьей маской (возможно, банши, если судить по сопутствующей символике)... русалки, единороги и прочая очаровательная нечисть... они так необычны и так правильны, что... даже трудно сформулировать!.. Словно что-то внутри, какая-то глубинная часть души узнает эти образы и откликается - и радостно, и немного горько... И... хотя я визуал, такое со мной случается крайне редко. Короче, я просто не могу НЕ!..))) И - да! - я слышала про МОРЕ - правда-правда)))
Ну и (чтоб не вставать дважды), конечно, ассоциативная цепочка не могла не привести меня к другой банши, танцующей с волками, - к миленькому рыженькому чудовищу по имени Лидия))) А там!.. Короче, вот: Каждый порядочный ирландский род должен, безусловно, пользоваться покровительством женщины из-за Холма (или из-под Холма, что, в сущности, одно и то же). Потому что если род этого покровительства лишен — то какой же он, в самом деле, порядочный? Свою покровительницу ирландцы называют просто: беан ши. То есть женщина-сид. Фея. Эльфийка, если угодно. Если личное имя и известно, то за пределами рода его распространять ни к чему. Для посторонних она — беан ши, и точка. По поверьям, банши есть не у всех ирландцев. В устных и литературных источниках семьи, смерть в которых возвещает банши, обозначаются как семьи с «О'» и «Мак», то есть считается, что банши сопровождает истинно ирландские семьи. Однако список фамилий таких семей гораздо шире, так как включает также семьи, происходящие от викингов и англо-норманнов, то есть семьи, которые поселились в Ирландии до XVII века. (с))) Н-да... Выходит Макколу банши положена не только по обретенному статусу, но и вообще - изначально - по фамильному признаку))) Однако, возможно, и Хейлам тоже, ибо... фамилия Хейл, образованна то ли от северонемецкого женского имени Хейла, которое в переводе значит «здоровая», то ли от древнескандинавского имени Хейла, которое переводится как «святая», «священная»))) А у любимого зомби-дядюшки так и вовсе какая-то, не побоюсь этого слова, мистическая тяга к банши - кармическая связь едва ли не))) Ну а Стилински... а что Стилински?..)))
Отрывок из дилогии "Хельмова дюжина красавиц" К. Деминой повествующий о том, как рождаются дамские романы)))
Пишет Сесна С.: Припасть к творческому процессу))) Лизанька, подвинувшись поближе, поинтересовалась: — А что это вы все время пишете? Себастьян мысленно к вопросу присоединился, хотя, памятуя о находках в Эржбетиной комнате, ответ, кажется, знал. Эржбета книжечку закрыла и, прижав к груди, призналась: — Роман… — О любви. — Мазена произнесла это тоном, который не оставлял сомнения, что к романам подобного толка она относится, мягко говоря, скептически. — О любви. — Эржбета вздернула подбородок. — Об истинной любви, для которой даже смерть не преграда… — И кто умрет? — Одна… юная, но очень несчастная девушка, которая рано осталась сиротой… но и к лучшему, потому что родители ее не любили… считали отродьем Хельма… они сослали ее в старое поместье, с глаз долой… а потом вообще умерли. А вот это уже любопытно. Родители Эржбеты были живы, но, сколь Себастьян помнил, особого участия в жизни дочери не принимали. Почему? Долгожданное дитя… единственное… — И эта несчастная девушка, осиротев, попадет под опеку дальнего родственника… жадного и бесчестного. — Ужас какой! — сказала Лизанька. — И этот родственник отравит ее… — Лучше бы замуж выдал, — внесла коррективы Ядзита. — На юных всегда желающие найдутся, которым приданое не нужно, сами приплатить готовы… — Собственным опытом делитесь, милая? — Богуслава не упустила случая уколоть; но Ядзита лишь плечиком дернула. — Да! — Идею с неожиданным воодушевлением подхватила Иоланта, оторвавшись от серебряного зеркальца. — Он захочет ее продать! Юную и прекрасную! — Старику, — поддержала Ядзита. — Уродливому. — Горбатому. — И у него изо рта воняло… — Иоланта сморщила нос. — За мной как-то пытался один ухаживать… папенькин деловой партнер. Так у него зубы все желтые были, и изо рта воняло так, что я и стоять-то рядом не могла! А папенька все говорил, дескать, партия хорошая… Иржена-заступница, я как представила, что он меня целует, так едва не вырвало! — А вот у нас в Подкозельске… Но панночка Тиана осталась неуслышанной, да и то правда, где Подкозельску равняться с романтической историей о юной прекрасной девственнице, замученной жестоким дядюшкой. — И, понимая, что свадьбы не избежать… — Эржбета к постороннему вмешательству в сюжет отнеслась спокойно. Более того, воодушевленная вниманием, зарозовелась, в глазах же появился хорошо знакомый Себастьяну блеск. И это выражение некоторой отстраненности, будто бы Эржбета смотрит, но не видит, всецело ушедши в себя, — она выбирает смерть… и травится. — Крысиным порошком, — подсказала Тиана. — Крысиный порошок — это не романтично! — Зато действенно. Вот у нас в Подкозельске крыс завсегда порошком травят. А в позапрошлым годе мельничихина племянница полюбовнице мужа сыпанула. Из ревности. И та окочурилася… следствие было… — Уксусом. — Лизанька выдвинула свою теорию и для солидности добавила: — Папенька говорит, что женщины чаще уксусом травятся. Или еще вены режут… — Нет, уксус — это… — …не романтично. — Прозаично! — ввинтила Мазена, которая держалась с прежним отстраненным видом, но к разговору прислушивалась внимательно. — Пусть она использует какой-нибудь редкий яд… — Бурштыновы слезы… — У вас в Подкозельске знают про бурштыновы слезы? — Мазена откинула с лица длинную прядку. А глаза-то переменились: болотные, темные. Нельзя в такие смотреться, но и взгляд отвести выходит с трудом немалым. — А что, думаете, что раз Подкозельск, то край мира?! За между прочим, к нам ведьмаки приезжали с лекциями про всякое… — …бурштыновы слезы, пожалуй, подойдут, — сказала Эржбета, обрывая спор. — Редкий яд… — Лучше б она их своему муженьку подлила. — Иоланта вертела зеркальце, то и дело бросая взгляды на отражение свое. — А что? От слезок смерть естественной выглядит… мне мой кузен рассказывал, что на горячку похоже… — На чахотку, — уточнила Ядзита, перерезая тонкую черную нить. — Пускай на чахотку… главное, что муженек бы того… и все… а она жила б себе вдовой… — Нет. — Эржбета с подобным поворотом сюжета была категорически не согласна. — Моя героиня так поступить неспособна! Она юная! И очень-очень порядочная… — Ну и дура… — Не дура, просто… просто она на убийство неспособна! Она умрет накануне свадьбы… и ее похоронят в свадебном платье… — В белом? — Конечно, в белом! Я еще думаю, чтобы вокруг шеи стоечка… или сделать воротник отложным? И шитье, конечно… — Талия завышенная… — И рукав двойной, я видела в журнале… очень красиво смотрится… — Кружевная оторочка по подолу… — А какая разница, в чем хоронить-то? — не удержался Себастьян, когда обсуждение не то свадебного, не то погребального наряда затянулось. — Платье и платье… беленькое и с рюшами… — Рюши — это дурновкусие! — решительно заявила Габрисия и, окинув панночку Белопольску насмешливым взглядом, передразнила: — Понимаю, что у вас в Подкозельске приличных женщин хоронят исключительно в платьях с рюшами, но здесь — дело иное… — Похороны, — Эржбета что-то черкала в книжице, — это важное событие в жизни. Ну и в книге, само собой. Нельзя подходить к нему спустя рукава. Действительно. С этой точки зрения Себастьян проблему не рассматривал. — А дальше-то что? — поинтересовалась Лизанька. — Дальше… дальше она встретит своего суженого… истинного… он — некромант. Молодой, но сильный… — Не надо молодого, лучше, чтобы постарше был и опытный. — Чем лучше? — возмутилась Лизанька. — Всем! Чтобы суровый и жестокий даже… и не очень красивый. Чтобы все его боялись. — Габрисия прикусила губку. — Да, все будут бояться и не поймут, что в глубине души он очень-очень одинок… — И тоскует! — По чем тоскует? — Себастьян старался быть серьезным. — По женской ласке, конечно! — На Тиану поглядели как на сущую дуру. — Все мужчины, даже очень суровые, в глубине души тоскуют по женской ласке… И, ободренная поддержкой, Эржбета продолжила повествование: — Он в городке проездом. Остановится ненадолго. И ему совершенно случайно понадобится свежий труп. Он тайно наведается на кладбище… …и, нарушив несколько статей Статута, в совокупности своей дающих от семи до пятнадцати лет каторги без права досрочного выкупа, самовольно раскопает могилу. — …вскроет склеп, — сказала Эржбета. — Будет ночь. И полная луна воцарится в небе. Мертвенный свет ее проникнет сквозь окна… — Зачем в склепе окна? — Себастьян все же не удержался. — Какая разница?! Может, заглянуть кому понадобится… или выглянуть, — отмахнулась Иоланта. — Бетти, не слушай эту дуру. Рассказывай… я так и вижу, как свет проникает… а она лежит в гробу, вся такая прекрасная… в свадебном платье… — И бледная… — И юная… несчастная… и он не устоит… — Извращенец. — Себастьян поерзал и поспешно добавил: — А что, если прямо там и не устоит, то точно извращенец. Вот у нас в Подкозельске был один, который могилки раскапывал. Нет, не некромант, а так… ненормальный. И главное, что ни бабами, ни мужиками не брезговал. — Жуть какая! Красавицы переглянулись и одновременно пожали плечами, верно решив про себя, что в страшный город Подкозельск они не заглянут. — Он не в том смысле не устоит, — внесла ясность Эржбета. — В том очень даже устоит… сначала устоит, а потом… в общем, он влюбится. И вольет в нее свою силу, захочет, чтобы ожила… а она оживет… …это вряд ли. Будь в гостиной Аврелий Яковлевич, он бы сумел объяснить, почему невозможно поднять труп одним желанием, сколько силы в него ни вливай. — Нет, так просто не интересно. — Мазена щелкнула пальцами. — Надо, чтобы как в сказке! Он ее поцеловал! Себастьян мысленно, но от всей души посочувствовал несчастному, суровому, но очень одинокому и явно истосковавшемуся по бабам некроманту, которому придется целовать труп трехдневной давности. — Да! — Идея Мазены красавицам пришлась по душе. — Он трепетно коснется мертвых губ ее… …вдохнет запах тлена и бальзамического масла. — И вглядывается в прекрасное лицо… …подмечая бледность его, синеву трупных пятен и блеск воска, которым натирали кожу. В воображении Себастьяна несчастный некромант уже убедился, что не настолько он одинок, а по женской ласке и вовсе не тоскует, и попытался отстраниться. Но красавицы были беспощадны в своем неистовом желании устроить его личную жизнь. — Он замрет, до глубины души пораженный неземною ее красотой… …извращенец. Некромант с Себастьяном не согласился, но послушно уставился на тело, оценивая изящество форм. Девица, как и положено приличному покойнику, лежала смирно, не возражая против этакого внимания. — А потом… потом он все-таки поцелует… Высказав все, что думает об этаких женских фантазиях, матерый некромант поцеловал-таки красавицу в восковую щеку. И, торопливо отстранившись, вытер губы. — В губы… — Красавицы были непреклонны. — Может, — попытался вступиться за несчастного Себастьян, — в губы не надо? Его не услышали. И некромант, изрядно побледневший от открывавшихся перспектив, торопливо чмокнул покойницу в губы. Та, естественно, не пошевелилась. — Это будет долгий поцелуй… …некромант оглянулся на Себастьяна в поисках поддержки, но тот лишь руками развел: мол, ничем-то помочь неспособен. И бедолага, подчиняясь женской воле, приник к губам… — …он будет длиться и длиться… Некромант зеленел, но держался… Покойница лежала смирно. — …длиться и длиться… — В приступе вдохновения Эржбета воздела очи к потолку. — Целую вечность… Меж тем в Себастьяновом воображении некромант, благо матерый, опытный и с нервами крепкими, что корабельные канаты, постепенно осваивался. И вот уже на высокую грудь покойницы легла смуглая пятерня. Нет, определенно извращенец! Некромант лишь плечами пожал: не он такой… жизнь такая. — И он почувствует, как ее губы дрожат… …не чувствовал, но, не прерывая поцелуя, вполне профессионально обшаривал тело, попутно сковыривая с платья жемчужинки, которые исчезали в широком рукаве. Это не некромант, а мародер какой-то! Впрочем, что Себастьян в некромантах понимает? Да и… должна же у человека быть материальная компенсация полученной в процессе творчества моральной травмы? Меж тем некромант увлекся, но отнюдь не поцелуем, и не заметил, как темные ресницы покойницы дрогнули. Он опомнился, лишь когда тонкие руки обвили шею… острые коготки нави распороли и кожаную куртку, и рубашку, и темную шкуру некроманта. Тот попытался было вывернуться, но покойница держала крепко. И губы раздвинула, демонстрируя острые длинные клыки. — …она открывает глаза… …черные из-за расплывшихся зрачков… — …и тянется к нему… …к шее, движимая одним желанием — вцепиться в нее, глотнуть свежей горячей крови. Некромант, все же матерый, а значит, бывавший во всяких передрягах, почти выворачивается из цепкого захвата, одновременно вытягивая из левого рукава осиновый кол… — Тянется… — Кажется, на этом моменте вдохновение все же покинуло Эржбету, и она огляделась в поисках поддержки, которую получила незамедлительно: — И видит его! …в Себастьяновом воображении навь давным-давно жертву разглядела, оценила и почти распробовала на вкус. И от осинового кола отмахнулась играючи, только руку перехватила, сдавила до хруста в костях. Некромант же зубы стиснул. Помирать просто так он не собирался, а потому, отринув всякое уважение к покойнице, которая, говоря казенным языком, выказывала реакции, несовместимые с человеческой сущностью, вцепился в волосы и приложил прекрасным лицом о край саркофага. Навь взвизгнула не то от обиды, не то от боли и руки разжала… Впрочем, сопротивление ее лишь распаляло. Поднявшись в гробу, она села на пятки, широко разведя колени. Острые, посиневшие, они разорвали платье, которое повисло грязными пыльными лоскутами. Навь выгнула спину, опираясь на полусогнутые руки, и черные кривые когти оставили на камне длинные царапины. Змеиный язык скользнул по губам… Навь зашипела и, покачнувшись, плавным движением соскользнула на пол. Она приближалась на четвереньках, медленно, и точеные ноздри раздувались, вдыхая сладкий запах крови. — Видит… и влюбляется! — Да, — подхватила Эржбета, — с первого взгляда! Навь остановилась и озадаченно моргнула. Потрясла головой, силясь избавиться от противоестественных для нежити эмоций. Но куда ей против красавиц? — Она видит истинную его суть… Нежить кивнула — видит. И суть, и серебряный стилет, в руке зажатый, и желание этим стилетом в честную навь ткнуть. А за что, спрашивается? Она ж не виновата, что этот извращенец целоваться полез? — И суровую мужскую красоту, — поддержала фантазию Иоланта. Склонив голову, нежить послушно разглядывала несколько помятого некроманта. Тот же не спешил убрать клинок. — …и одиночество… она сердцем понимает, насколько он одинок… Сердце нави было столь же мертво, как она сама. Но нежить послушно порадовалась: с двумя некромантами справиться ей было бы куда сложней. — Эти двое предназначены друг другу свыше… …нежить охотно согласилась и с этим утверждением: ужин, предназначенный свыше, пусть и не столь романтично, но практично до безобразия. Некромант, уже наученный горьким опытом воплощения чужих фантазий, лишь хмыкнул и послал нави воздушный поцелуй. Та оскорбленно отшатнулась; а в следующий миг бросилась на человека, норовя подмять его под себя… — …и руки ее обвили шею… …некромант захрипел, но силы духа не утратил и, перевернувшись, навалился на навь всем своим немалым весом… — …а губы коснулись губ… …клацнули клыки… — И она со всей страстью юного тела откликнулась на его поцелуй. Нежить всхрапнула, попытавшись избежать этакого сюжетного поворота, но делать было нечего. — В ее животе разгорался пламень любви… …навь ерзала, не смея прервать поцелуй, и одновременно попискивала, аккурат как трактирная девка, зажатая в уголке нетрезвым клиентом. — …снедая всю ее… Некромант старался, видимо осознав, от чего будет зависеть и его жизнь, и здоровье. — Он же, неспособный справиться с собой, сорвал с нее одежды… …лохмотья платья полетели на пол, обнажая угловатое, жилистое тело нави, и гривку темных волосков, что пробилась вдоль хребта, и черничную прелесть трупных пятен, и швы, оставленные бальзамировщиком. — …и опрокинул на пол! Красавицы слушали Эржбету, затаив дыхание. Нежить, и без того лежавшая на полу, уже и не скулила, но лишь мелко, судорожно подергивала когтистою ногой. — Он же снял с себя рубаху, обнажив мускулистый торс… …торс уже был изрядно расцарапан, но на нежить впечатление произвел. Она даже замерла, вперив в некроманта немигающий взгляд черных глаз. — …орудие его мужественности грозно вздымалось! — меж тем продолжила Эржбета. Некромант покосился на клинок, зажатый в кулаке, и, отбросив, покраснел. — …готовое погрузиться в трепетные глубины невинного девичьего тела… Навь, видимо, тоже вспомнила, что умерла девственницей, хрюкнула и торопливо сжала колени. Себастьян от души и ей посочувствовал: все-таки с приличной нежитью так не поступают. — Их захлестнула волна безудержной страсти… — Эржбета сделала паузу, позволяя слушательницам самим вообразить эту самую волну. …навь вяло отбивалась, отползая к саркофагу, некромант наступал, потрясая орудием своей мужественности, которое вздымалось, может, и не грозно, но на покойницу производило самое ужасающее впечатление. Она уперлась спиной в стенку и обреченно закрыла глаза, признавая поражение. Куда бедной нежити против волны страсти? — …и не отпускала до самого рассвета. Некромант только крякнул, прикинув, что до этого самого рассвета осталось часов пять-шесть. На лице его появилось выражение обреченное, но решительное. — Их тела сплелись друг с другом… вновь и вновь его меч пронзал трепещущую плоть, исторгая из горла сладострастные стоны… Себастьян прикусил мизинец, сдерживая тот самый стон, правда, отнюдь не сладострастный. Пауза затягивалась… — Как мило! — наконец произнесла Лизанька. — Так… откровенно… и эмоционально! — Чувственно! — поддержала ее Габрисия, смахивая слезинку. — А… а что было дальше? — Когда наступил рассвет, — Эржбета без сил опустилась на софу, — он понял, что не сможет без нее жить… …обессиленный некромант растянулся на полу, вперившись пустым взглядом в потолок. И нежить доверчиво свернулась клубочком под его рукой. — Он забрал ее… …подумав, что с его-то профессией навь в паре иметь где-то даже выгодно… — …и предложил ей свое имя… …а заодно и долю в грядущих делах. — И еще поместье… он оказался древнего рода… и князем… Князь-некромант? И не простой, а бродячий? Хотя… если есть князь-актор, то почему бы и некроманту не случиться? — Конечно, его родственники были против… …в чем-то их Себастьян понимал. Нежить же, тихонько хмыкнув, вытащила из сумки будущего супруга записную книжицу, точь-в-точь как у Эржбеты, и принялась что-то царапать. Похоже, родственников у князя-некроманта имелось в изобилии, а потому в обозримом будущем голод нави не грозил. — Особенно матушка… но она потом передумает и благословит их… Выразительно фыркнув, навь обвела очередное имя кружочком, надо полагать, решила опередить этот сюжетный поворот. И верно: от материнского благословения и упокоиться можно. А загробная жизнь нави пришлась очень даже по вкусу… — Я назову книгу «Полуночные объятия», — доверительно произнесла Эржбета, поглаживая кожаную обложку. И ее поспешили заверить, что название — ну очень удачное… Некромант промолчал, только будущую жену за острым ухом поскреб. И она блаженно зажмурилась… в конце концов, и нежити ничто человеческое не чуждо.
А вообще, во всем виновата ноосфера, которая намедни подсунула мне вот это удивительное творение неизвестного автора... ...которым я просто не могла не поделиться с прекрасной и талантливой MarInk в ходе обсуждения некого старого доброго советского мультика... И вот - результат)))
Upd! Автор картинки обнаружилась - Viviena - спасибо ей!
Upd2! Еще одно чудесное чудо от MarInk на песню из мультика "Финеас и Ферб"
lyricsBaljeet: Somewhere out across that skyline Maybe down some lonely street There is a boy with anger issues Without whom I am incomplete Who will give me wedgies now Now that we're so far apart? I have got to get him back somehow There is a bully-sized hole A bully-sized hole A bully-sized hole in my heart
Buford: Who will I give noogies to And tease for being so smart? I just don't know what to do There's a nerd-shaped hole in my heart There's a nerd-shaped hole Baljeet: A bully-sized hole Both: A big honkin' hole in my heart URL записи
Он чувствует удовлетворение от того, что теперь его чудовищный вид отражает монстра внутри него. (...) ...чего бояться, когда ты сам чудовище из детских сказок? (с)
Суслики, очень умные, внимательные и осторожные животные; ощутив малейшую опасность, они встают столбиком и смотрят: не ползет ли змея, не бежит ли лиса, не летит ли орел... ...и самые умные, внимательные и осторожные из них получают бампером в лоб. (с)))
Планете не нужно большое количество „успешных людей“. Планета отчаянно нуждается в миротворцах, целителях, реставраторах, рассказчиках и любящих. Она нуждается в людях, рядом с которыми хорошо жить. Планета нуждается в людях с моралью, которые готовы включиться в борьбу, чтобы сделать мир живым и гуманным. А эти качества имеют мало общего с „успехом“, как он определяется в нашем обществе. (с)
...весьма разнообразным))) Хотя... "был" - это пока сильно сказано. Ибо все еще есть. А уж год Лошади и вовсе закончится лишь 18 февраля 2015... Короче, достаточно неплохой год. Даже учитывая, что Лошадка серьезно споткнулась где-то там - посреди пути, а дальше, пусть и добросовестно, но тянет повозку уже вполсилы. Однако вряд ли стоит ее за это упрекать. В конце концов, даже то, что она поднялась и двигается дальше - уже подвиг В общем, спасибо этому году за немногочисленные, по приятные новые знакомства и увлечения. А так же за достигнутую, несмотря ни на что, пусть и относительную, стабильность Очень надеюсь, что к февралю многое из начатого все же будет завершено, невзирая на всяко-разные промедления в результате разнообразнейших мелких досадностей вырастающих на пути буквально из ничего...))) Лошадочка, я в тебя верю! Давай, еще немного, еще чуть-чуть!..)))